Итак, Самос — родина Пифагора и город, который в то время был одним из самых видных и знаменитых центров эллинского мира.
Самос принадлежит к числу крупных островов Эгейского моря. Он расположен в его восточной части, у самого
побережья Малой Азии. Поселения на острове существовали уже в III
тысячелетии до н. э. А на рубеже II—I тысячелетий он был освоен
греками-ионийцами. Так Самос и стал частью Ионии, которая — мы уже знаем
это — так блистала в архаическую эпоху.
В политическом отношении Иония состояла
из двенадцати полисов, большинство из которых находились на узкой
прибрежной полосе материка, но некоторые — на островах. Вот что пишет об
этом историк Геродот, прекрасно знавший Ионию и ионийцев (он и сам
много лет прожил на Самосе):
«Эти-то ионяне… основали свои города,
насколько я знаю, в стране под чудесным небом и с самым благодатным
климатом на свете. Ни области внутри материка, ни на побережье (на
востоке или западе) не могут сравниться с Ионией. Первые страдают от
холода и влажности, а вторые — от жары и засухи… Дальше всего к югу
лежит Милет, затем идут Миунт и Приена. Эти города находятся в Карий, и
жители их говорят на одном наречии. Напротив, следующие города
расположены в Лидии: Эфес, Колофон, Лебед, Теос, Клазомены, Фокея. В
этих городах также говорят на общем наречии, отличном от наречия
вышеназванных городов. Кроме того, есть еще три ионийских города: два из
них — на островах, именно Самос и Хиос, а один — Эрифры — на материке.
Хиосцы и эрифрейцы говорят на одном наречии, самосцы же — на своем
особом» (Геродот. История. I. 142).
Итак, самосцы в среде ионийцев стояли
несколько особняком — как в языковом отношении, так и в силу своего
островного положения. Последнее позволяло им находиться в большей
безопасности, чем материковые ионийские города. Те в большинстве своем
на протяжении VII—VI веков до н. э. попали под контроль лидийских царей,
а затем Ионию покорили и сделали ее жителей своими подданными
вторгшиеся с далекого востока персы (в 546 году до н. э.). Самос же
дольше сохранял свободу; когда Пифагор покинул его в конце 530-х годов
до н. э., он был еще независимым государством.
Впрочем, в большинстве отношений Самос
все-таки следовал в своем историческом развитии общему курсу «ионийского
варианта» древнегреческой цивилизации. В частности, он входил в
религиозный союз — амфиктионию, объединявшую все 12 городов ионийцев.
Центром союза было святилище, воздвигнутое сообща этими городами и
носившее название Панионий.
В архаическую эпоху Самос процветал,
как и Иония в целом, и вносил весьма значительный вклад в развитие
античной экономики, культуры, политической жизни. Высокого развития
достигли ремёсла и торговля, особенно морская. Особо следует сказать
именно о самосском мореплавании и кораблестроении. Купцы с острова
отправлялись в далекие путешествия и совершали эти вояжи с большой
выгодой для себя, становились очень состоятельными людьми: профессия
торговца-морехода была исключительно опасной (гибель подстерегала на
каждом шагу), но и исключительно прибыльной.
Из самосских купцов особенно
прославился некий Колей, живший в VII веке до н. э. Причем богатство и
слава пришли к нему нежданно, в результате счастливого случая.
Начиналось всё вполне банально: с того, что Колей на своем корабле
отправился в Египет. Такие плавания были для самосцев привычными.
Тогдашние египетские фараоны поощряли греческую торговлю в своей стране,
и в дельте Нила можно было встретить немало греков, в том числе и с
Самоса. У Самоса с Египтом существовали какие-то особо теплые отношения,
причем не только на коммерческом, но и на дипломатическом уровне.
Итак, судно Колея взяло курс на юг. Но
тут — история прямо-таки в духе арабских сказок о Синдбаде! —
разразилась буря. Самосские моряки оказались во власти ветра и волн.
«…Так как буря не стихала, то они, миновав Геракловы Столпы, с
божественной помощью прибыли в Тартесс. Эта торговая гавань была в то
время еще не известна эллинам. Поэтому из всех эллинов самосцы получили
от привезенных товаров по возвращении на родину (насколько у меня об
этом есть достоверные сведения) больше всего прибыли. Самосцы посвятили
богам десятую часть своей прибыли — 6 талантов» (Геродот. История. IV. 152).
Получается, общий доход Колея со
товарищи составил 60 талантов. А талант — это древнегреческая мера
стоимости, эквивалентная 26 килограммам серебра. Легко посчитать, в
какую массу этого ценного металла оценивались товары, привезенные
самосским купцом с дальнего запада!
А всё потому, что ему удалось открыть
Тартесс — царство, находившееся в древности на юге современной Испании и
сказочно богатое (конечно, по греческим меркам) рудами различных
благородных металлов. Причем, чтобы попасть туда, самосцы первыми из
греков прошли — пусть даже помимо своей воли — через «Геракловы Столпы»
(Гибралтарский пролив). Иными словами, вышли из Средиземного моря в
Атлантический океан, внеся таким образом свою лепту в «золотой фонд»
великих географических открытий.
Строились на Самосе не только торговые,
но и военные суда. Как сообщается, впервые таковые были сооружены для
самосцев прибывшим из Коринфа мастером Аминоклом, и произошло это в
конце VIII века до н. э. (Фукидид. История. I. 13. 3). Со
временем, впрочем, выявилось, что самосское морское дело идет несколько
иными путями, нежели общегреческое.
В то время как почти вся Греция перешла
на триеры, Самос остался исключением и продолжал развивать
строительство пентеконтер — больших лодок с пятьюдесятью веслами (по 25 с
каждой стороны). Почти исключительно из них и состоял самосский флот.
И вот почему. Для правильной битвы на море триера, ясное дело,
предпочтительна. А вот для различного рода рейдов-набегов лучше подходит
именно небольшая, маневренная пентеконтера.
Она, по сути, была идеальным типом
пиратского судна. И поэтому вполне закономерно выглядит, что на Самосе
очень большое распространение получило пиратство. Если можно говорить о
каком-то из греческих полисов как о «главной пиратской столице», то это
будет именно Самос. Морской фа-беж играл важную роль в экономике и даже
политике острова. Показателен уже тот факт, что популярным личным именем
в среде самосской аристократии было имя Силосонт, что в переводе значит
«хранитель добычи».
О неуловимых и вездесущих самосских
пиратах, хозяйничавших на Эгейском море, рассказывались самые
разнообразные истории. Как-то Крез, прославившийся своим богатством
последний царь Лидии, послал щедрые дары в Спарту. Спартанцы решили не
остаться в долгу и «изготовили медную чашу для смешивания вина,
украшенную снаружи по краям всевозможными узорами, огромных размеров,
вместимостью на 300 амфор» (Геродот. История. I. 70). А объем
одной амфоры — 40 литров. Можно себе представить, какой огромный сосуд
был отправлен из Спарты в Сарды, лидийскую столицу.
Но в место назначения он не прибыл,
поскольку по пути, в Эгейском море, был перехвачен самосцами. Этот
инцидент мог бы, наверное, даже породить «международный скандал». Но
получилось так, что предъявлять претензии Крез уже в любом случае не
смог бы, ибо как раз в это самое время был разгромлен персидским царем
Киром и попал к нему в плен.
А несколько раньше в ту же Спарту
другой иноземный правитель — египетский фараон Амасис II — послал не
менее дорогостоящий дар — льняной панцирь, «со множеством вытканных
изображений, украшенный золотом и хлопчатобумажной бахромой. Самым
удивительным было то, что каждая отдельная завязка ткани, как она ни
тонка, состояла из 360 нитей, и все они видны» (Геродот. История. III. 47). И опять же, дар к спартанцам не попал, ибо на море его похитили самосские пираты.
Геродот пишет со знанием дела: он,
напомним, жил на Самосе и знал обо всех этих делах явно со слов его
обитателей. Создается впечатление, что самосцы с удовольствием
рассказывали интересующимся о своих пиратских «подвигах».
Выходцы с острова приняли участие и в
Великой греческой колонизации. К самым активным деятелям этого процесса
Самос, видимо, относить нельзя (скажем, в сравнение с Милетом он в
данном отношении не идет). Но всё же еще в VIII веке до н. э. им были
основаны несколько колоний на южном побережье Малой Азии. А затем наступил длительный перерыв.
С рубежа VII—VI веков до н. э.
колонизационная деятельность самосцев возобновилась. Это было
обусловлено рядом причин, как внутренних (рост нестабильности в полисе),
так и внешнего порядка. Войны с соседними материковыми Милетом и
Приеной, натиск пришедших с севера киммерийцев, а затем и
соседей-лидийцев на ионийское побережье (в результате чего Самос
временно утратил свои владения на материке) создали на острове проблему
«земельного голода», стенохории.
На этот раз, в отличие от первого этапа
самосской колонизации, внимание островитян было направлено не на юг, а
на север. Несколько самосских колоний возникло на побережье Пропонтиды
(Мраморного моря); крупнейшей из них был Перинф. Отметим, что Пропонтида
входила в состав так называемых Черноморских проливов. А эта зона —
издревле и до наших дней — имела колоссальное геополитическое значение,
являлась точкой пересечения важнейших морских и сухопутных путей,
связывавших Европу с Азией.
Более того, весьма вероятно, что
самосцы продвинулись в своей колонизационной деятельности и далее на
север — на берега Понта Эвксинского. Можно с достаточной степенью уверенности говорить,
что в нынешнем Крыму, на берегу Керченского пролива (в древности —
Боспора Киммерийского), ими был основан город Нимфей. Кстати говоря,
исследователи, занимающиеся античной историей Северного Причерноморья,
согласны в том, что из всех греческих полисов этого региона Нимфей
наиболее близко связан со скифами. А скифы, напомним, — это тот народ,
который в глазах греков ассоциировался с его соседями, ближними и
дальними, вплоть до загадочных гипербореев. Как тут не вспомнить, что
самосца Пифагора его ученики называли Аполлоном Гиперборейским!
Причерноморье являлось самой северной
областью ойкумены, где селились греки. Самой южной был Египет, и там
тоже имелись не только самосцы-купцы, но и самосцы-колонисты. Самос
принял участие в основании города Навкратиса, возникшего в VII веке до
н. э. в дельте Нила. Навкратис — колония необычная, одна из очень
немногих, метрополиями которой были не один, а несколько полисов (в
основном ионийских). К тому же если обычно колонии вырастали в
местностях, никому не принадлежащих или населенных каким-нибудь
слаборазвитым народом, то Навкратис был основан на территории другого
государства — с согласия фараонов.
Каково же было государственное
устройство Самоса? Все древнегреческие полисы с точки зрения
политической систематизации делились на три типа: демократические (в них
власть осуществлялась всем коллективом граждан), олигархические (все
рычаги управления находились в руках элиты, более или менее узкого круга
наиболее знатных и богатых членов гражданского коллектива) и
тиранические (власть захватил один человек — тиран). Последний тип
признавался отклонением от нормы, поскольку, строго говоря, с полисной
организацией, республиканской по определению, единовластие с трудом
совместимо.
Так и Самос во времена, когда родился
Пифагор, был республикой. Но республикой не демократической, а именно
олигархической. Олигархические настроения на острове были сильны даже
еще и в следующую, классическую эпоху.
Иными словами, во главе государства
стояли представители знатных родов — аристократы. Потому, кстати, у
античной греческой олигархии было еще одно название — аристократия, в
переводе «власть лучших». Два термина, в сущности, воспринимались как
синонимы. Лишь много позже, в IV веке до н. э., Платон и Аристотель
нашли между ними различия.
Аристократический Самос был родиной
многих крупных деятелей культуры архаической Греции. Несомненно, в
состав знатной элиты острова входила и семья Пифагора. Вообще говоря,
культурная жизнь в греческих полисах этой эпохи цвела именно в среде
аристократии. Эллинские аристократы — люди в полном смысле слова
рафинированные, развитые физически и духовно, обладавшие широким
кругозором. И в первую очередь потому, что статус и богатства позволяли
им не заниматься повседневным трудом, оставляли большое количество
досуга. «Цивилизация досуга» — довольно часто встречающаяся
характеристика древнегреческой цивилизации, и в целом она верна. Только, наверное, следует все-таки уточнить, что речь должна идти именно об аристократическом досуге.
Похоже, знатное происхождение имели и
самые крупные представители самосского искусства VI века до н. э. — Ройк
и Феодор (они, кстати, были родственниками, а по некоторым сведениям,
это даже отец и сын). Их деятельность приходится на середину VI века до
н. э. Иными словами, они являлись старшими современниками Пифагора, и
почти наверняка он был с ними знаком. Вообще говоря, полис — это своего
рода микросообщество. Количество граждан в нем, за редчайшими
исключениями, не превосходило нескольких тысяч человек, а число знатных
граждан, естественно, было еще меньшим. Все аристократы полиса должны
были как минимум знать друг друга в лицо.
Слава Ройка и Феодора была громкой. Их
знали как мастеров очень разносторонних — архитекторов, скульпторов,
художников, чеканщиков по золоту и серебру, резчиков по камню. Также они
слыли изобретателями многих важных технических новшеств — таких как
уровень (ватерпас), токарный станок, наугольник, ключ свода.
Пожалуй, главной работой этих мастеров
стал самосский храм Геры (Герайон). Нужно сказать, что каждый
древнегреческий полис имел, так сказать, «небесного покровителя» —
кого-либо из богов или богинь многочисленного пантеона эллинов. Так,
покровительницей Афин считалась, естественно, Афина, покровительницей
Аргоса — Гера, покровительницей Коринфа — Афродита, покровителем Олимпии
— Зевс и т. д. Такое божество чтили больше всех прочих, и именно ему,
разумеется, посвящался главный храм соответствующего полиса.
При этом, как бы много ни было богов и
богинь, — полисов всё же было гораздо больше (несколько сот). И поэтому
случалось, что один и тот же небожитель покровительствовал нескольким
(порой многим) городам. Так, Самос, подобно Аргосу, особо почитал Геру —
сестру и супругу Зевса, одну из важнейших персонажей античных
религиозных представлений и мифов.
Святилище Геры на острове располагалось
не в самом городе, а поодаль, в сельской местности. Храм существовал
уже за несколько веков до времени, о котором сейчас идет речь, но
первоначально представлял собой неказистую хижину. По мере того как
Самос расцветал и богател, здание неоднократно перестраивали, стремясь
придать ему всё более зрелищный и монументальный вид. Ведь что ни
говори, а главный храм — это в какой-то степени «визитная карточка»
полиса.
А как раз при Ройке и Феодоре Герайон
стал воистину грандиозным. Они — авторы проекта третьего или четвертого
варианта храма. И когда эта постройка была завершена, оказалось, что она
— одна из самых больших во всем греческом мире (наряду с храмом
Артемиды в Эфесе, впоследствии включенным в перечень «семи чудес
света»). По своему архитектурному типу самосский Герайон был диптером —
прямоугольным в плане зданием, целла (основной объем) которого окружена
колоннадой, имеющей два ряда колонн, а не один, как в более
распространенном периптере.
С именами Ройка и Феодора связаны и
многие другие выдающиеся произведения искусства (к сожалению, ни одно из
них не сохранилось): ряд скульптурных изображений, в том числе довольно
экзотических (как платан, целиком изготовленный из золота, или золотая
же виноградная лоза, инкрустированная драгоценными камнями,
изображавшими ягоды), роскошно изукрашенные сосуды и др. Эти мастера
открыли новый способ бронзового литья, позволявший получать тонкие
фигурные листы бронзы, а затем, соединяя их путем спаивания и сварки,
изготовлять полые статуи. В результате впервые в Греции появилась
возможность создавать крупные скульптуры из металла; ранее отливались
лишь мелкие сплошные бронзовые фигурки, а основными материалами ваятелей
были камень и дерево.
Впрочем, насколько можно судить, здесь
следует говорить не об открытии или изобретении в строгом смысле слова, а
о переносе в Элладу египетской технологии. Именно это сделали Ройк и Феодор. В высшей степени
характерно (и, надо полагать, не случайно), что заслуга принадлежит
самосским мастерам, а не выходцам из какого-либо другого города.
О Ройке и Феодоре с уверенностью можно
сказать, что они были людьми высокоучеными. Феодор, по некоторым
сведениям, даже написал труд о самосском храме Геры. Впрочем, даже если
считать эту информацию недостоверной, в любом случае ясно, что они
должны были прекрасно разбираться в математике, особенно в геометрии:
квалифицированному архитектору и инженеру без этого просто не обойтись.
Данное обстоятельство нам важно было отметить: так мы лучше поймем ту
культурную среду, в которой формировалась личность Пифагора. Ведь ему
суждено было стать, помимо прочего, одним из знаменитейших античных
математиков.
Вообще самосская инженерная школа в
архаическую эпоху была одной из сильнейших в Греции. Еще один ее видный
представитель — Мандрокл (возможно, он был учеником Феодора). Когда
персидский царь Дарий I отправился в 514 году до н. э. походом на
скифов, ему, дабы попасть с войском из Азии в Европу, нужно было
переправиться через пролив Боспор Фракийский (нынешний Босфор). И через
это водное препятствие был наведен понтонный мост из кораблей.
Руководителем строительства моста был Мандрокл.
Это невиданное до того дело, конечно,
запомнилось грекам. Да и «Дарий остался весьма доволен сооружением моста
и строителя его, Мандрокла-самосца, осыпал дарами. На часть этих
богатств Мандрокл велел написать картины с изображением всего
строительства моста через Боспор; на берегу сидящим на троне был
изображен Дарий и его войско, переходящее по мосту через Боспор. Картину
эту Мандрокл посвятил в храм Геры на Самосе со следующей надписью:
Чрез многорыбный Боспор перекинув мост, посвятил я
Гере картину сию в память о мосте, Мандрокл.
Славу самосцам стяжал, себе же венец лишь почетный,
Царскую волю свершив, Дарию я угодил».
(Геродот. История. IV. 88)
Мандрокл выступает здесь как типичный
эллин, преисполненный агонального духа. Как он гордится своим «почетным
венцом», а главное — тем, что сумел приумножить славу родного острова! А
свидетельство этой своей гордости помещает не в каком ином месте, а в
самосском храме Геры (ровно так же, кстати, сделал в свое время и
знакомый нам купец Колей). Впрочем, событие, о котором только что было
рассказано, свершилось в то время, когда Самос входил в состав
Персидской державы, а Пифагора на Самосе уже не было.
Еще одна крупная фигура культурной
жизни архаической эпохи была как будто связана с Самосом. Речь идет о
всем известном Эзопе — «отце» жанра басни. Строго говоря, о жизни Эзопа
известно очень мало достоверного; его античные биографии, дошедшие до
нас, являются довольно поздними и содержат множество анекдотичных,
недостоверных деталей. И тут, между прочим, тоже налицо сходство с
Пифагором.
Неясно даже, когда именно жил Эзоп, но
наиболее вероятно, что в VI веке до н. э., то есть был современником
героя нашей книги. Правда, согласно настойчивым утверждениям античных
авторов, великий баснописец по происхождению являлся не греком, а
фригийцем, выходцем из Малой Азии. Но служил рабом именно у гражданина
Самоса — некоего философа Ксанфа. На Самосе Эзоп и прославился своими
мудрыми, остроумными ответами на разные сложные вопросы. В конце концов
Ксанф отпустил Эзопа на волю, и тот покинул Самос, перебравшись, как
сообщают источники, в Лидию, ко двору царя Креза.
Вот таким местом была родина Пифагора,
архаический Самос. Одной из «жемчужин Ионии». Сильным и влиятельным
полисом, важным экономическим и культурным центром. Островом, связанным
прочными нитями с Востоком и Западом, Севером и Югом… Снова и снова
убеждаемся: наверняка далеко не случайным было то, что именно здесь, на
Самосе, появился столь разносторонний мыслитель, в судьбе которого,
кстати, тоже сыграли свою роль и Восток, и Запад, и Север, и Юг. |