Детьми мы складываем
головоломки. Вырастая, живем в них. Как же стыкуются кусочки? Эта
головоломка — не для отдельных людей, а для единого организма под
названием человечество. Есть ли и
впрямь законы у природы? Как мы о них узнаём? А вдруг эти законы — лишь
подтасовка местных правил, или все-таки есть во Вселенной единство? Для
человеческого мозга, скромного серого комка, который по-прежнему слишком
часто претыкается на «простых» предметах вроде любви, мира или
приготовления съедобного ризотто, величие и сложность космоса уж точно
темны невообразимо, немыслимо. И все-таки уже больше ста поколений мы
все складываем и складываем эту мозаику. Нам, людям, свойственно
искать порядок и логику в делах мира вокруг нас. Мы унаследовали
инструментарий от греческих геометров, что дали нам не только способ
точного мышления в математике, но и научили нас искать в природе
эстетику. Они обретали удовлетворение в округлости Солнца, Земли и
планетных орбит, поскольку для них круг и сфера были идеальными формами.
Прошли Темные века, воскресли «Начала» Евклида и родился
экспериментальный метод — и мы обнаружили, что порядок шире, чем простое
«что есть природа»: он и в том, «почему таков закон ее». Эксперименты
XVII века показали, что все тела падают, независимо от их состава, формы
или веса — или от того, роняет их Галилей или собрат по эксперименту
Роберт Гук. Наблюдения подтвердили, что те же законы, которым подчиняется
притяжение Земли к ньютонову яблоку, властны над Луной и движением
далеких планет вокруг их тамошних звезд. И эти законы, судя по всему, не
менялись от начала времен. Что за сила обязывает Вселенную и все
объекты в ней следовать определенным особым правилам? И почему законы не
меняются со временем или с местом — миллиарды лет и триллионы миль?
Немудрено, что многие всегда обретали ответы в Боге. Однако наука
движется курсом, положенным греческими геометрами, их инструмент —
математика. И со времен греков математика оставалась сердцем науки, а
геометрия — сердцем математики. В евклидовом окне нам открылись
многие чудеса, но мы и представить себе не могли, куда они заведут.
Постигать звезды, воображать атом и пытаться понять, как фрагменты этой
головоломки складываются в космический порядок, для нашего
биологического вида — особое удовольствие, быть может, величайшее. Ныне
наше знание о Вселенной охватывает расстояния столь обширные, что нам
никогда не преодолеть их, и расстояния столь малые, что нам их не
узреть. Мы осмысляем времена, которых не счесть никакими часами,
измерения, которых не уловить никаким инструментом, и силы, которых
никому не почувствовать. Мы обнаружили, что в разнообразии или даже
хаосе есть свои простота и порядок. Красота природы — шире и глубже
изящества газели или прелести розы, она и в удаленнейшей галактике, и в
мельчайшей трещине бытия. Если современные теории окажутся верными, мы
приблизимся к грандиозному озарению о пространстве, к пониманию игр
материи и энергии, пространства и времени, мельчайшего и бесконечного. Истина ли наше понимание физического закона или оно — лишь одно из
многих возможных описаний? Отражает оно Вселенную или внутреннее
восприятие, присущее нашему виду? Одно чудо, что физическое имеет
закономерности, а другое — что мы умеем их замечать, но величайшее из
чудес возникнет, если наша теория окажется манифестацией абсолютной
истины — и по форме, и по содержанию. Тем не менее геометрия и история
вели нас в некоем определенном направлении. Постулат параллельности не
мог быть доказан в пределах евклидовой теории, и поэтому нам неизбежно
явилось искривленное пространство, пусть и запоздав на 2000 лет.
Относительность и квантовая механика были полностью независимы и
противоречили друг другу философски, однако, согласно теории струн,
похоже, существует третья, совершенно другая теория, из которой можно
вывести первые две. Если хокингова смесь квантовой теории и теории
относительности дает нам предсказание энтропии черной дыры, а
независимые расчеты Строминджера с применением струнной теории с этим
предсказанием сходятся, не предполагает ли эта связь некую глубинную
истину? Эти самые глубинные истины мы и продолжаем искать. Перед
Евклидом и гениям после него, перед Декартом, Гауссом, Эйнштейном и —
кто знает, время покажет — Виттеном, а также перед всеми, на чьих плечах
они стояли, мы в большом долгу. Мы им благодарны. Они пережили радость
открытия. А нам дали возможность ощутить радость не меньшую — радость
понимания. |